В журнале Personality and Individual Differences английские ученые опубликовали статью о взаимосвязи перфекционизма и бессонницы и влиянии беспокойства на проблемы со сном. Соавтором работы стал Андрей Мячиков — исследователь из Нортумбрийского Университета, работающий в области внимания и когнитивной психологии. Канал «Наука» связался с ученым и узнал о новых методах в исследовании сна и мозга, а также о технологиях, применяемых учеными.
Андрей, скажите, как появилась тема исследования? Почему бессонница?
Я работаю в Нортумбрийском университете. Здесь в составе группы ученых и научных сотрудников мы занимаемся изучением сна, исследованиями и руководством аспирантскими, магистерскими диссертациями. Я являюсь соруководителем диссертации одного из наших аспирантов. Его интересовало восприятие разных психологических конструктов, связанных с бессонницей. Та работа, о которой вы спрашиваете, — и есть один из его экспериментов. Мое участие в данной работе методологическое, потому что аспиранта интересовал, среди прочего, анализ движений глаз и распределение внимания.
Темой исследования стал перфекционизм и тревожность, верно? Перфекционизм — это дар, проклятье или все-таки расстройство?
Вполне возможно, что и то, и другое, и третье. Нас интересовало в этой работе установление взаимосвязи между бессонницей, перфекционизмом, тревожностью и депрессией. Известно, что перфекционизм часто сопутствует бессоннице. Это не значит, что он обязательно является симптомом потери сна, но эти две вещи часто соседствуют в человеке. Это соседство часто приводит к образованию «порочного круга».
Перфекционизм вызывает бессонницу?
Нет, мы не утверждаем, что перфекционизм вызывает бессонницу, но он ей сопутствует, и перфекционистская личность, которая страдает бессонницей, еще больше сосредотачивается на проблемах, связанных с качеством сна, чем неперфекционисткая. Таким образом, бессонница «подстегивает» перфекционистский тип мышления. Например, человек, который слишком сосредоточен на своей успешности и при этом плохо спит, еще больше страдает от того, что отсутствие сна влияет на его деятельность во время бодрствования, и спит еще меньше, и так далее по кругу. То есть возникает порочный круг между специфическим отношением к миру и физиологическим поведением, которые пагубно влияют друг на друга.
Тогда с чем нужно работать: с перфекционизмом или бессонницей?
Как я сказал, то, что перфекционизм связан со сном, было известно и до этой работы. Наше исследование в первую очередь было нацелено на определение того, как депрессия и тревожность – два состояния, часто сопутствующие перфекционизму – модерируют связь между бессонницей и перфекционизмом.
И вот что там обнаружено: тревожность в данной ситуации является управляющим фактором, а депрессия — нет. Взаимосвязь между перфекционизмом и бессоницей основана на культивации тревожных мыслей. Проще говоря, утверждение «Я — перфекционист и плохо сплю, мне грустно от этого» менее вероятно, чем «Я — перфекционист и плохо сплю, и от этого я нахожусь в тревожном состоянии».
В конце исследования мы действительно говорим о том, что психотерапевтические подходы, которые используются для того, чтобы помочь людям, страдающим от бессонницы, постоянно меняются, они эволюционируют. И эта статья, мы надеемся, поможет обратить особое внимание на такие вещи, как перфекционизм и тревожность. Цель когнитивно-поведенческих методик — снижение психологических симптомов, сопутствующих бессоннице. Наше исследование выявило одну конкретную группу симптомов, с которыми нужно работать: тревожность и перфекционизм.
Сейчас люди активно используют умные часы, различные пульсометры и трекеры, в том числе и датчики сна. Зачем нам или крупным компаниям знать о том, сколько мы спим?
Дело в том, что наручные датчики записывают не только сколько Вы спите, но и то насколько качественным является Ваш сон. Например, одна из студенток нашей магистерской программы, которой я руководил в этом году, занималась исследованием взаимосвязи между качеством сна и работой системы внимания во время бодрствования. Активный глубокий сон необходим для того, чтобы отдохнули познавательные функции мозга. Но зачастую глубокий сон у человека прерывается, хотя он об этом не подозревает; т.е. он считает, что он хорошо спал всю ночь, в то время как сон его был прерывистым. И эта прерывистость имеет пагубное влияние на функционирование человека во время бодрствования. Поэтому необходимо не только знать, сколько часов человек спал, но и каким было качество этого сна. Количество может быть достаточным, а качество может быть совершенно неадекватным. И это очень важно для здоровья.
Если обратиться к истории вопроса, как изменилась методология изучения сна после Фрейда? Понятно, что очень сильно, но все-таки.
С одной стороны, сновидения действительно сопровождают процесс сна, но мы напрямую этим не занимались. Центр исследования сна в нашем университете занимается в основном экспериментальными исследованиями, нацеленными на анализ физиологических и психологических аспектов связанных с процессом сна. Для исследований непосредственной динамики сна в нашей лаборатории есть два спальных помещения, полностью оборудованных беспроводной связью с компьютером и сервером. Через систему датчиков мы записываем физиологические параметры организма во время сна, записываем энцефалограмму мозга, ведем видео- и аудио-запись. Кроме того, мы проводим лабораторные исследования, чтобы выявить психологические изменения, связанные с нарушением качества сна. Например, то исследование, о котором мы с Вами говорим, относится к этому ряду, когда мы не записываем данные непосредственно во время сна, а сравниваем поведение разных групп испытуемых во время выполнения экспериментальной задачи. Например, окулография — или запись движения глаз- позволяет проанализировать, на что человек обращает внимание и многое другое.
Также вы являетесь соруководителем одной из исследовательских групп Центра нейроэкономики и когнитивных исследований НИУ ВШЭ. Нейроэкономика — это о чем?
Безусловно, центр называется нейроэкономическим по веской причине. Изначально он создавался как научный центр, нацеленный в первую очередь на нейронаучные исследования связанные с принятием людьми решений, особенно в экономическом контексте. Это очень интересная и динамически развивающаяся область как в рамках когнитивной и социальной психологии, так и в рамках нейронауки. Впоследствии центр расширился, включив лаборатории, которые кроме нейроэкономических, занимаются и более фундаментальными нейронаучными или когнитивными исследованиями. В числе этих исследовательских групп и лаборатория «Когнитиеный контроль, коммуникация и восприятие», которой я соруковожу вместе с профессором Штыровым.
В первую очередь мы изучаем взаимосвязи разных аспектов речевой и неречевой коммуникации с общими структурами познания, в первую очередь со структурами памяти и внимания. В широком смысле слова, нас интересует, как мозг порождает и воспринимает коммуникативную информацию, причем не только языковую. В связи с этой общей задачей, мы занимаемся анализом того, как языковая информация взаимодействует с другими системами мозга, включая эмоции, память, пространственное мышление. Можно сказать, что мы занимаемся в основном более фундаментальными исследованиями в рамках того, что традиционно называется общей когнитивной психологией, то есть психологией структур сознания. Наша лаборатория участвует и в нейроэкономических исследованиях, например в экспериментах, целью которых является анализ восприятия величин, в том числе и монетарных, в их зависимости от пространственного контекста, в котором находится испытуемый.
Вы говорите о мозге как о некоем процессоре, который формирует наше сознание. Однако есть и другая точка зрения. Например, профессор Черниговская говорит о том, что наши сознание и мозг — совершенно разные конструкции. Насколько эта гипотеза возможна?
У Татьяны Владимировны более богатый опыт в области общей теории нейронауки, чем у меня, поэтому такие вопросы лучше задавать ей. Скажем так, американский ученый Стивен Коccлин, говоря о соотношении между мозгом и сознанием, использует такие метафоры, как «сырой мозг» и «сухой мозг». То есть «сухой мозг» — сознание – это некое программное обеспечение, на котором работает «мокрый мозг»; т.е. физиологические структуры мозга. Вопрос взаимосвязи между сознанием и мозгом достоен Нобелевской премии, и мы все хотели бы на него ответить. Действительно, в последнее время появились исследования, которые ставят под вопрос понимание мозга как аппарата обработки информации типа компьютера. Дело в том, что долгое время традиционным считался подход, при котором мозг рассматривался как структурированный набор модулей, каждый из которых обрабатывает какой-то информационный вход и порождает какой-то выход. Теперь такой подход не является бесспорным. Татьяна Владимировна делает акцент на это, мне кажется. То есть она говорит о том, что отношение между мозгом и сознанием может быть гораздо менее линейным, чем обработка информации и ее сохранение.
